Роман Злотников

ГЕРЦОГ АРВЕНДЕЙЛ

 

Пролог.

 

— Эй, староста!

Староста кузнечного конца Маркел выпрямился, опустил топор и, приложив ладонь ко лбу, посмотрел вверх, откуда раздался возглас. Похоже, Парбой-вьюн, парнишка мелкий и не шибко сильный, однако смышленый и шустрый, снова оправдал свою славу самого востроглазого дозорного. Сейчас он свесился с ветки и, глядя на старосту, вытянул руку в сторону недальней опушки.

— Чужаки!

Мужики, побросав топоры и сучкорезы, сноровисто разобрали щиты и рогатины, потянули из-за поясов и спин мечи и сабли. Чужаки здесь означали только врагов. Староста, воткнув топор в дубовый ствол, вскинул на плечо привычный двуручник и, заняв свое место в строю, задрал голову.

— Орки бо Темные?

— Не-а,— удивленно протянул дозорный,— счас я,— он выпрямился на ветке и, протянув руки, сноровисто вскарабкался еще на пару локтей выше,— люди, вроде как…

— Люди… — староста удивленно качнул головой. С людьми в Теми дело обстояло строго. Все свободные поселения староста знал наперечет. О каждом отряде, отправляющемся в гости или по торговому делу, заранее извещали по Слуховым камням, так что никаких людей в округе быть не должно. Ежели только это не остатки какого отряда из соседних Хольмворта или Товарона, следовавшего куда-то помимо Калнингхайма. А что вполне могло быть, что ребята нарвались на засаду орков и вынуждены были прорываться с боем куда повезет…

— Эх ты! — послышался сверху удивленный возглас дозорного.

— Чего там? — живо отозвался староста.

— Да там не токмо люди. С ними навроде как эти, ну из сказок… которые зовутся «гном» и «эльф»… и ишшо они народе как посеченные все. Еле идут.

— Гном, эльф… староста удивленно покачал головой. Нет, в Теми таковых не водилось уже почитай… он замер, пронзенный внезапной мыслью, а затем вскинул голову и взволнованно спросил:

— Откуда идут та?

— А прямо от Проклятого леса!

Услышав эту новость, все мужики, уже сноровисто сбившие «ежа-щитоносца» (супротив Темных ничего окромя такого строя не шибко помогало, да и орков он сильно затруднял) возбужденно загомонили. Весть о том, что кто-то мог появиться из самого Проклятого леса, казалась совершенно невероятной. Староста на мгновение задумался, а затем повернулся к мужикам.

— Здеся стойте,— и двинулся в сторону опушки.

Пришельцев было семеро. Пятеро было людьми, шестой действительно гномом (во всяком случае, староста по старым рисункам представлял их именно так), а седьмой очень напоминал эльфа, только сильно изможденного. Он единственный из шестерых не нес никакого груза. Эльф двигался последним, пятясь, на заплетающихся ногах, держа в руках лук и смотря в сторону Проклятого леса. В колчане на его боку сиротливо болталось с полдюжины стрел, еще одна покоилась на тетиве. Еще трое волокли раненых. Высокий светловолосый наемник тащил на себе потерявшего сознание наемника с головой и плечом, замотанными окровавленными тряпицами и тяжелый гномий арбалет. Второй, не уступавший ему в росте и, по-видимому, силе, но с простоватым крестьянским выражением лица, волок на себе странного типа с необычной прической в виде двух косиц у висков, а последние двое гном и еще один наемник, шли домиком, обхватив друг друга за плечи, так что было не шибко понятно кто кого тащит. Видимо гном думал, что он тащит наемника, а наемник — что он гнома. Но это было не важно. Судя по всему ЭТИ действительно прошли сквозь Проклятый лес! У старосты екнуло сердце. Неужели там, за Проклятым лесом еще сохранились люди и… остальные светлые расы! Это было невероятно!! Он шагнул вперед.

— Эй, люди!

Реакция на его окрик была вполне предсказуемой. Дюжий наемник со светлыми волосами, мгновенно сбросил свою ношу на землю и выхватил меч. Крестьянин замешкался, аккуратно укладывая своего, но тоже с суровым видом перехватил изрядно иззубренный двуручник. Гном и тот наемник, на которого он опирался, мгновенно отпрянули друг на друга и вскинули клинки. Но первым отреагировал эльф, резко развернувшись и натянув лук. Причем жало его стрелы уставилось не на старосту, а точно в то место, где за листвой прятался Парбой.

Староста вскинул руки.

— Спокойно… спокойно. Я не враг.

Обессиленная команда пару мгновений пялилась на него, затем светловолосый, судя по всему бывший вожаком, опустил меч и удивленно прошептал:

— Люди…

Староста кивнул.

— Ага. Мы из Калнингхайма. Наше поселение самое восточное в Теми,— он замолчал, давая прибывшим время, чтобы переварить полученную информацию, и тихонько продолжил:

— А вы, никак, С ТОЙ СТОРОНЫ?

— Чего? — не понял вожак наемников.

— Ну… из-за Проклятого леса.

Вожак несколько мгновений пялился на него, потом его глаза расширились, и он как-то так осторожно спросил:

— Значит мы уже на ЭТОЙ?

Староста кивнул.

— Ну да.

Услышав этот ответ, тот наемник, что стоял рядом с гномом, пошатнулся и в следующее мгновение обессилено рухнул на землю, громко выдохнув:

— Прошли…

До Калнингхайма они добрались уже к закату. Конечно, по совести, стоило закончить все дела и прямым ходом двинуться домой, парням явно необходима была помощь лекаря да и просто отдых, но с другой стороны дрова в Калнингхейме уже почти закончились, да и со строевым лесом тоже становилось напряженно, а две западных башни надо было срочно поправлять, да и ворота после последнего набега были отремонтированы кое-как, из того, что было. А когда еще дождешься такого дня, когда и солнце, и Рунный посох развернут в полчетверти, и ветер с юго-запада как раз в четверть платка, так что вероятность, что к месту порубки принесет орков либо Темных, самая маленькая. Вот староста и отрядил Парбоя помочь пришельцам, а сам с мужиками вновь схватился за топоры.

К вечеру, нагрузив возы и волокуши, посадили пришельцев поверх стволов и двинулись домой. Оба самых слабых из пришлых к тому моменту слегка оклемались и пришли в себя. Оказывается пришлые не умели снимать Окаянный морок. Слава богам, стая Мороковых варгов наткнулась на них едва ли не за лигу от опушки, а из-за солнечного дня и поворота Рунного посоха Темным сегодня на открытый свет ходу не было. Вот те и смогли отбиться. Хотя… скажешь тоже, отбиться от стаи Мороковых… Да скажи старосте кто вчера, что от Мороковых можно отбиться, он велел бы высечь наглеца, чтобы не мутил воду и не рассказывал враки. А сегодня, вишь, прикидывает — повезло, мол, Посох повернут, опушка близко… Да-а, видно знатные бойцы собрались. Это ж надо представить — Проклятый лес пройти! Староста вздохнул. Вот только что за нужда этих людей через Проклятый лес понесла. Как бы худу не было…

За лигу до ворот, староста послал вперед Парбоя, предупредить, что возвращаются не одни, а с гостями, так что когда они въехали в ворота, их встречал весь Калнингхайм. Дети, бабы, воины дружины толпами стояли вдоль улицы, высовывались из окон, свешивались между зубцов башен. Вожак, из гордости отказавшийся влезть на подводу и шедший на подгибающихся от усталости ногах рядом со старостой, удивленно покачал головой.

— Никогда не думал, что здесь живет столько людей.

Староста пожал плечами.

— Калнингхайм еще не самое крупное поселение в Теми. Нильмогард или Хольмворт поболе будут.

— В Теми?

— Ну да,— кивнул староста,— так мы зовем нашу землю — Темь,— он на мгновение задумался, а затем спросил,— а как вы их называете, там, за Проклятым лесом?

— Мы? — вожак пожал плечами,— сказать по правде, большинство никак. Там никто не думал, что здесь еще могут сохраниться люди. Считалось, что все погибли, еще тысячу лет назад.

— Тысячу… — староста усмехнулся,— во время Великой тьмы, значит. Да уж… — он покачал головой,— страшные были времена,— да только род человеческий изничтожить не так-то просто. Нас вот здесь почитай четыре сотни дворов, да в Нильмогарде и Хольмворте за шесть сотен в каждом, ну и еще десятка два поселений от двух до трех сотен наберется. Так что всего тысяч тридцать народу. И никаким оркам или Темным нас здесь не взять. Вожак бросил взгляд на стоящих вдоль улицы людей, крепких, кряжистых, с обветренными, открытыми лицами и заскорузлыми от работы руками и понимающе кивнул.

У торговой площади возы, на которых осталось двое лежачих, свернули налево, к кузнечному концу, а остальных пришельцев, с почетом и заботой, сопроводили к ратуше, на пороге которой уже выстроились с полдюжины мужчин. Судя по их важному виду, это были самые значительные и уважаемые люди Калнингахайма. И, спустя мгновение, староста Маркел подтвердил это.

— Позвольте вам представить главу Совета Калнингахайма — олдермена Титуса…

Стоявший чуть впереди остальных мужчина в добротной, но какой-то слишком уж старомодной одежде выступил вперед и важно поклонился. Трой поклонился в ответ, несколько злобно подумав, что его больше бы устроил лекарь, обильный ужин и кровать. Однако, гном и идш успели его достаточно вышколить, чтобы он понимал, что благородный человек умеет подчинять свои желания своим обязанностям, а то, что другие зачастую зовут искренностью и непосредственностью, на самом деле чаще всего является всего лишь безволием и инфантильностью, простить которые можно только совсем малым детям или людям, коих боги обделили разумом и достоинством.

— …а так же остальных членов Совета — мастера Илхья, старосту кожевенного конца, мастера Аболата, главу медников, мастера Кая Игласа, старшину объездчиков, мастера…

Наконец, представление членов Совета Калнингхайма окончилось.

Трой поклонился в ответ и представился сам:

— Я — Трой… Трой Побратим. Мы, с моими спутниками, прибыли в вашу землю из самого Блистательного Эл-Северина, столицы Империи людей.

Трой замолчал. Пару мгновений над площадью висела звенящая тишина, а потом из сотен глоток вырвался изумленный вопль…

Слава богам на этом церемонии встречи и закончились. Их сопроводили в довольно просторный дом (похоже, таверны в этих землях предназначались всего лишь для того, чтобы промочить горло и поболтать), где всех осмотрели лекари, подогрели воду для мытья и накормили обильным ужином.

Когда последний из местных жителей, ухаживающих за изнуренными гостями, покинул дом, гном задумчиво почесал крюком затылок и произнес:

— Кто бы мог подумать…

Трой только молча кивнул, они обменялись понимающими взглядами и… дружно промолчали. Хотя Трой еще не слишком давно вращался в, так сказать, высших сферах, но у него были слишком хорошие учителя, так что он уже успел проникнуться уважением к утверждению о том, что и у стен бывают уши. Да и для серьезного разговора информации пока было слишком мало. Так, больше для охов и вздохов, мол вот оно как…

На следующий день где-то ближе к полудню на пороге дома появился гонец, крепкий парень в прочной кожаной одежде, каковая в Империи вполне могла бы считаться легким доспехом, а здесь, похоже, была чем-то вроде повседневного платья. Парень был рыж, конопат, а его огненные вихры торчали во все стороны. Вежливо постучав и учтиво поклонившись, он сверкнул белозубой улыбкой и спросил:

— Позволено ли мне будет осведомиться как самочувствие наших гостей?

Трой, оценивший то, что вчера их решили не беспокоить вопросами, ответил не менее учтивым поклоном.

— Благодарю достойных людей Калнингхайма. Благодаря их заботам, мы чувствуем себя достаточно хорошо.

Гонец вновь вежливо поклонился, и торжественно произнес:

— В таком случае, Совет Калнингхайма приглашает вас в два часа пополудни на званный обед.

Гном, уже успевший с утра умять здоровенный кабаний бок, как обычно, сопроводив сей процесс ворчанием, что и соль-де здесь какая-то горьковатая, и бок слишком пережарен, довольно крякнул. И едва дверь за гонцом закрылась, с победным видом развернулся к Трою.

— Ну, что я тебе говорил? А ты все — зачем мне парадный камзол, зачем парадный камзол?

Трой хмыкнул.

— Да толку-то, все одно все вещи сгинули…

— Ну что? — ничуть не смутился гном,— главное — я был прав, и твой камзол тебе сейчас очень бы пригодился…

Обед был накрыт в большой зале ратуши, украшенной довольно ветхими, но чрезвычайно искусно выполненными гобеленами. Не смотря на то, что нити на них истончились настолько, что сквозь материю просматривались стены, а краски слегка потускнели, было видно, что ткали их великие мастера. В остальном, убранство залы было простым и даже безыскусным.

Первый час хозяева изо всех сил соблюдали приличия, потчуя гостей и возглашая заздравные тосты, затем местное ягодное вино (ну откуда в западных лесах мог появиться виноград?) сделало свое дело. И хозяев прорвало…

Первый вопрос задал как раз тот самый рыжий парень, что исполнял роль гонца. Он сидел наискосок от гостей, усажанных на коротком конце столов.

— А много ли людей выжило по ту сторону Проклятого леса?

Трой отставил кубок, утер рукой рот и обернулся к задавшему вопрос.

— Точного числа я не знаю, но в Империи двадцать девять провинций, да еще Пределы… в каждой провинции по городу-столице. Во всех я не был, но те, в которых был, раза в три-пять побольше Калнингхайма. А Фартериско, главный торговый порт Империи, тот больше раз в двадцать. Кроме того, говорят, что в некоторых провинциях есть города помимо столиц, например в Ильмере, ну а сама столица Эл-Северин, вообще огромна. У нее три каменных стены, а сколько живет там народу… — Трой покачал головой,— мне кажется сто тысяч… а может и поболее.

Все присутствующие удивленно загомонили. А мастер Кай Иглас, старшина объездчиков, возбужденно жахнул кулаком по столу.

— Так что же они до сих пор Проклятый лес не вычистят? Совсем о нас забыли?

Трой подождал, пока гул голосов немного поутихнет, а затем осторожно заметил.

— А там никто не знает, что здесь тоже выжили люди. Арвендейл считается древней легендой и… — тут Трой оборвал речь, заметив как за столом отчего-то прекратились все разговоры. Вожак наемников недоуменно покосился на гнома, вроде как он не сказал ничего такого, что могло бы быть воспринято столь напряженно, но гном тоже недоуменно вскинул бровь. Спустя несколько мгновений олдермен вкрадчиво произнес:

— Как ты назвал Темь, уважаемый гость?

Трой поколебался, но отступать было некуда.

— Дело в том, уважаемый мастер Титус, что в Империи эти земли носят название Арвендейл.

Ольдермен задумчиво кивнул, и над столом вновь повисла тишина. Все присутствующие упорно пялились в свои тарелки, стараясь не встречаться взглядами ни с гостями, ни друг с другом. Трой быстро переглянулся с остальными. Эльф сидел слегка отвернувшись и разглядывая гобелены на стене, остальные либо пожали плечами, либо скорчили рожи, означавшие, что сами ничего не понимают. Молчание затягивалось, и Трой решил, что поскольку он, по-видимому, сделал что-то ввергшее хозяев в смущение, то не худо было бы выяснить, в чем он провинился.

— Я прошу прощения, если сделал или сказал что-то, что каким-то образом оскорбило ваши чувства, но не мог бы уважаемый мастер Титус, пояснить мне, в чем состоит моя ошибка?

Олдермен вздохнул и, подняв глаза, повернулся к Трою.

— Дело в том, уважаемый гость, что эту землю здесь уже давно никто не называет… Арвендейлом. Арвендейлом звалось герцогство, в котором свободно и счастливо жили в согласии люди, Высокие и Могучие. А когда на землю опустилась Великая тьма — герцогство сгинуло бесследно.

Олдермен вздохнул.

— Мы не знаем, что случилось ни с Высокими, ни с Могучими. Войско герцога напрасно ждало их дружины на Поле Косарей, что простиралось перед замком. Но, судя по тому, что после того как орды орков и создания Тьмы ушли дальше на восток ни из Крадрекрама, ни из Эллосиила не появилось ни одного гнома или эльфа, врагу удалось разъединить наши дружины и разбить поодиночке. С тех пор в Теми не видели ни Могучих,— олдермен учтиво склонил голову в сторону гнома,— ни Высоких.

Следующий поклон предназначался эльфу, но тот все так же с интересом разглядывал гобелены. По лицу олдермена пробежала тень, но только лишь пробежала. Он повернулся к Трою и задал вопрос, который, наверное, вертелся на языке у всех, кто сидел сейчас за этим столом, да и у остальных жителей Калнингахайма тоже.

— А не мог бы наш уважаемый гость рассказать, что побудило вас пуститься в столь опасный путь?

Трой бросил взгляд в сторону гнома, но тот с безразличным видом пялился в окно, идш, как и стрелок, остались дома, эльф окончательно увяз в изучении гобеленов, а остальные глаза за этим столом были направлены на него.

Трой поднялся, мгновение помедлили, затем поклонился всем присутствующим и громко произнес:

— Дело в том, что, волей Императора и решением Совета пэров, мне вручена корона и грамота барона Арвендейла, и я прибыл сюда, дабы узнать что из себя представляют эти земли и что я могу сделать для их процветания и защиты.

На этот раз тишина за столом стала звенящей. Люди перестали не только жевать, но и даже шевелиться. Кто замер с ложкой поднесенной ко рту, кто с кубком у самых губ, кто с платком, почти коснувшимся лба. Даже эльф, пораженный наступившей тишиной, отвлекся от созерцания гобеленов и окинул залу недоуменным взглядом. Минуту ничего не происходило, а затем мастер Титус выдохнул:

— Это… требует созвать Большой Совет.

 

ЧАСТЬ I.

ДОРОГА НА ЗАПАД.

 

Глава I.

Первый шаг.

 

— Ну что, трясешься?

Трой нервно оглянулся. Ну конечно, чего еще дождешься от этой ехидной рожы? Гном стоял у колонны, ухмыляясь во весь свой широченный рот. Трой сердито нахмурил брови, но затем поежился. Его действительно слегка трясло. Гном стер с лица ехидную ухмылку и вздохнул.

— А оно тебе надо?

Трой зло оскалился.

— Не начинай!

— Да я что… я ж ничего не говорю,— неожиданно покладисто ответил гном. А затем сварливо добавил:

— Только вот ОСТАТОК своих дней можно было бы потратить с большим толком и удовольствием.

— Я никого за собой не зову.

— Да ты что? — удивился гном,— ты это серьезно? То есть ты попрешься через Проклятый лес, а мы можем остаться здесь и спокойно так наслаждаться жизнью. Ты так это себе представляешь, ПОБРАТИМ?

Трой скрипнул зубами. Все верно, если он, как это гном сказал: «попрется через Проклятый лес», то его побратимы пойдут вместе с ним. Но он НЕ МОГ отказаться от этого похода…

Все началось после того разговора с герцогом Эгмонтером.

Когда Трой вернулся к столу, его было не узнать. Он бухнулся на лавку, сгреб кружку с каким-то питьем и опрокинул его в себя. Как оказалось, это был бар-дамар. Трой шумно сглотнул, бухнул на стол пустую кружку, пару секунд посидел, уставя взгляд в одну точку, а затем глухо произнес:

— Еще.

Гном покосился на окружающих, затем осторожно взял кувшин с бар-дамаром и плеснул в кружку. Вообще-то считалось, что люди бар-дамар пить не могут. Когда бар-дамар попадал в глотку человека (а так же эльфа или кого еще, кроме гномов) у того сразу перехватывало дыхание, потом его прошибал пот, пищевод охватывала судорога, а затем все содержимое желудка извергалось наружу мощным фонтаном. И это была совершенно естественная реакция. Потому что те, немногие, которым довелось попробовать бар-дамар, клялись, что более тошнотворного пойла и представить себе невозможно… Но Трой снова сгреб кружку и залпом выпил содержимое. А затем с грохотом бухнул кружку на стол и уставил на гнома.

— Ты знал?

Гном молча ухватил кувшин с бар-дамаром, плеснул его в ту же кружку и неторопливо, со смаком, выцедил. После чего поставил кружку на стол и в упор посмотрел на Троя.

— Ну и что?

Трой несколько секунд буравил гнома горящим взглядом, но тот был невозмутим.

— Почему ты мне не сказал?

А что это изменило бы? Ты бы себя видел. Ты РЕШИЛ, что будешь участвовать. Ты участвовал. Ты выиграл. Ты — барон. И что еще тебе надо?

— Мне надо… мне надо… — Трой яростно тряхнул головой, но так и не закончил фразы. Его наконец-то проняло, и он согнулся, вцепившись в живот…

Откашлявшись, Трой, которому удалось-таки не опорожнить желудок прямо под нос всей честной компании, вновь повернулся к гному.

— Я хотел стать НАСТОЯЩИМ бароном.

— То есть? — делано удивился тот,— ты хотел повесить себе на шею тысячи крестьян, по воскресеньям выслушивать их бесконечные жалобы, разыскивать скот, разбирать нудные и нескончаемые межевые споры, собирать подати, сгонять людей на ремонт дорог и мостов… ты ЭТОГО хотел?

Трой открыл рот и… шумно выдохнул так и не найдя что сказать. Гном вновь глотнул бар-дамара и продолжил:

— Мне казалось, что ты хотел другого — стать ровней своей Ликкете. И ты-таки стал. Чего же тебе еще надо?

Трой упрямо мотнул головой.

— Я должен выяснить, что с моей землей?

— С какой землей?

Трой набычил голову.

— С Арвендейлом.

— Что-о? — глаза гнома округлились,— нет вы только посмотрите люди добрые! Нам… жить надоело! Мы к Темным богам торопимся аж сил нет!

— Подожди,— прервал гнома идш,— ты толком скажи — о чем вы тут ругаетесь? Может и другим хоца!

— Дело в том,— обрадовано повернулся к нему гном,— что другое, более известное среди людей, название Арвендейла звучит так — Гиблая пустошь.

— Эх ты!! — охнул Арил,— вот это да-а… подарочек, мать его…

— Вот то-то,— наставительно произнес гном,— а наш юный друг собирается съездить проведать,— тут гном сделал паузу и закончил максимально ерническим тоном,— как там ЕГО ЗЕМЛЯ…

Вечер кончился тем, что Трой вдрызг разругался с побратимами…

С дальнего конца анфилады комнат, ведущих к высоким двустворчатым дверям Палаты пэров послышались громкие, цокающие звуки, каковые обычно издают подковы кавалеристских сапог. Трой нервно дернулся. Похоже, приближался кто-то из тех, для кого и был построен этот зал.

— Не дергайся,— строго произнес гном,— ты теперь ничем не хуже, чем они. И пришел сюда как раз за тем, чтобы вступить в свои права.

Трой досадливо нахмурил лоб и пробурчал:

— Да знаю я… — но, тем не менее, напряженности в его позе отнюдь не убавилось.

Шаги приближались.

Наконец, из распахнутых дверей, звонко цокая подковами показался высокий мужчина в щегольском камзоле бирюзового цвета, украшенном богатой вышивкой. На его сапогах были надеты простые, золоченые шпоры без новомодных колесиков. Увидев Троя он остановился, положил руку на эфес богато украшенной парадной шпаги, окинул Троя высокомерным взглядом, а затем, вдруг, улыбнулся и, чуть склонил голову в легком поклоне:

— Барон Арвендейл, рад приветствовать.

После чего повернул голову и столь же высокомерно-величаво, проследовал далее, скрывшись в распахнутых дверях Палаты пэров.

— Хм… — задумчиво произнес гном, проводив его взглядом,— а ты сбил с него спесь. Но не слишком-то обольщайся. Возможно, он и проголосует за выдачу тебе верительных грамот, вот только, я не я, если он не будет против увеличения «майоратного срока».

Трой задумчиво кивнул. Его поединок с графом Шоггир был третьим по счету. Предпоследним. Первым он дрался с бароном Грондигом…

Барон вышел на поединок с безвестным простолюдином поигрывая тяжелым двуручным мечом так, будто это был обычный клинок, ну или, в лучшем случае, не слишком тяжелый «полуторник». Трибуны встретили его одобрительным гулом, но не шибко громким. В любимцах публики барон никогда не числился. И все из-за своего буйного нрава, неимоверной спеси и совершенно идшской жадности. Не одна дюжина трактирщиков блистательного Эл-Северина могла припомнить случаи, когда барон со своими людьми вваливался в заполненный публикой зал и, прицепившись к какой-нибудь мелочи, устраивал шумный дебош с дракой и битьем посуды. Впрочем, в столичных трактирах подобные инциденты были не так уж и редки. Гораздо хуже барона характеризовало то, что наутро после этого, когда наступало время возмещать убытки и компенсировать синяки и шишки пострадавшим, барон принимался торговаться с истовостью базарной торговки, что уж совсем не пристало аристократу и владетелю домена. Но бойцом барон считался знатным, хотя, по мнению большинства присутствующих, до остальных участников турнира ему было далеко. Впрочем, для того чтобы «затоптать» какого-то «наглого простолюдинишку» особого мастерства не требовалось. Во всяком случае, так считало большинство зрителей, и потому барона приветствовали еще и как будущего победителя. В принципе, вряд ли барон надеялся продержаться до конца этого турнира. В конце концов, это был Большой Императорский турнир, а всем было известно, что маг из барона слабый, никакой в общем, маг-то, но в Эл-Северине вряд ли нашелся бы хоть один дурак, готовый побиться об заклад по поводу того, что барона не окажется среди участников. Спесь барона Грондига была известна всем и каждому. А для того, чтобы продержаться схватку-другую с помощью покупных заклятий и амулетов, особого таланта не нужно. Особливо ежели противник попадется не шибко сильный и так же, участвующий в турнире больше для того, чтобы поддержать свое реноме, чем действительно надеясь дойти до финала. По большому счету шансы выиграть главный приз турнира были только у троих-четверых участников. Остальные боролись «ради чести». Так что когда случай, олицетворяемый жребием, возвестил барону, что его противником в первой схватке будет никому не известный простолюдин, которому взбрело в голову воспользоваться древним правом и попытаться вмешаться в спор достойнейших, Грондиг решил, что поймал удачу за хвост. Но когда его противник появился на ристалище у барона екнуло сердце…

Трой вышел из своего шатра легкой проходкой. Эльфийский плащ едва заметно колыхался на его плечах, легендарное Синее пламя казалось второй кожей, пусть и тяжелой (а что, сделанное гномьими руками казалось людям легким?), но совершенно не стесняющей движения. Вряд ли среди зрителей нашлось бы более дюжины тех, кто мог узнать этот легендарный доспех, и уж тем более никому не пришло бы в голову, что плащ, лежащий на его плечах соткали эльфы, но то, что это не простое оружие, поняли многие. А еще больше просто зачаровано любовались на молодого воина, одетого в такие красивые латы, что подошли бы и герцогу, а может даже, самому Императору. И спустя десяток шагов, толпа зрителей сначала робко, отдельными криками, а затем все гуще и громче, заревела приветствия молодому наемнику. Барон поспешно переложил меч в левую руку и начал лихорадочно ощупывать прихваченные амулеты. В принципе, он надеялся, что легко справиться с первым противником, втайне радуясь тому, что может поберечь амулеты и дорогие заклинания для последующих схваток, которые ему представлялись более сложными, чем первая. И вот сейчас он внезапно потерял всю свою уверенность. А те амулеты, которые он собирался поберечь, так и остались в его палатке…

Трой вышел на средину ристалища и остановился, положив руку на эфес меча. На этот первый поединок, он не стал надевать перевязь с Серебряным листом. Во-первых, они с побратимами решили, что негоже сразу же выкладывать на стол все свои козыри, а, во-вторых, Трой был вполне уверен, что справиться с бароном и без помощи легендарного меча. Более того, он хотел попробовать один вариант, который должен был, при успехе, принести ему любовь толпы и… несколько более обычного нервничающих противников в следующих поединках. Так что такой соперник как барон в первом поединке был для него тоже вроде как подарок судьбы. Ведь, хотя сам барон и считал себя великим мечником, но то, что Трой сумел разузнать о нем, и то, что увидел во время тренировочных боев, которые барон, рисуясь, частенько устраивал со слугами на Высокой площади Эл-Северина, где и были разбиты палатки участников, не вызывало у него особых опасений. Нет, бои барона со стороны и на неопытный взгляд выглядели грозно. Но Трой не раз подмечал, как натренированные слуги нарочито задерживали удар, испуганно вскрикивали, подходили на шаг ближе, чем было необходимо и, картинно стоная, отлетали в сторону от не слишком-то удачного (по мнению Троя) удара барона. Барон Грондиг был силен, но не так уж быстр и ловок, чтобы считать его таким уж опасным бойцом. А магия… что ж, с этим придется повозиться. В отличие от дворян, Трой, как простолюдин, не мог применять даже покупных амулетов и заклятий. Единственное, чем он мог воспользоваться, это помощь наемного мага. Один раз, за один поединок. Или два раза за один единственный поединок во время всего турнира. Поэтому эту возможность стоило поберечь, и выкручиваться самому сколь было возможно. Хотя идш ворчливо заявил, что это нечестно, и он бы вполне мог прикрывать Троя и по десятку раз в каждом поединке. Потому что все эти так называемые маги-дворяне для него — тьфу. Пучок — пятачок.

Бой начался сразу. Стоило Старшему глашатаю вскинуть бело-оранжевое полотнище, как барон воздел вверх амулет с ярко-лиловым камнем и прорычал заклятие. Из сердцевины амулета вырвался фаербол… обыкновенный фаербол вполне средних размеров. Трой усмехнулся и просто шагнул в сторону. Фаербол пролетел мимо и с треском разорвался на стриженном газоне ристалищного поля. Барон досадливо заревел и, воздев меч, бросился на Троя, Трой дождался, пока до барона останется пять шагов, а затем мягко скользнул вперед. Барон обрадовано зарычал и шарахнул своим двуручником прямо перед собой. Трой сделал шаг в сторону, и двуручник барона просвистел мимо, глубоко вонзившись в дерн. Трой на мгновение замер, затем протянул руку и пару раз хлопнул барона по напрягшемуся загривку, затем шагнул назад, развернулся и двинулся к тому самому месту, где стоял в начале поединка, за все время этой схватки даже и не попытавшись извлечь из ножен свой собственный меч…

Он так и выиграл эту схватку, не извлекая своего меча. Барон швырялся в него фаерболами, неуклюже махал мечом, а Трой спокойно уклонялся, небрежно отбивал летящий вниз двуручник коротким ударом латной перчатки по боковому ребру, а один раз, когда барон по инерции подлетел чуть ближе чем было нужно, опрокинул его на спину, всего лишь топнув ногой и грозно рыкнув ему в лицо. Барон отшатнулся и… шмякнулся на пятую точку. Наконец, Трой остановился и, медленно развернувшись в сторону барона, который, с трудом вытащив двуручник очередной раз вонзившийся в газон, как раз в этот момент с хеканьем умостил его на своем плече и, утирая лапищей пот, градом катящийся с его лица, на заплетающихся ногах двинулся в сторону Троя, несколько картинным жестом извлек из-за пояса… радаганский нож. Меч так и остался в ножнах. Барон на мгновение притормозил, на его лице промелькнуло выражение страха, но толпа, уже давно улюлюкавшая при каждом его замахе (и восторженно орущая при очередном промахе), вновь завизжала, заулюлюкала, засвистела… и барон, перекосив рожу, с отчаянием махнул двуручником. Меч привычно воткнулся в дерн. Трой, с привычной грацией уклонившийся от удара, на этот раз шагнул вперед и, легким движением захватив барона левой рукой за загривок, укрытый латной брамицей шлема, приставил лезвие радаганского ножа к мясистому подбородку тяжело дышащего барона. Пару секунд он смотрел в ошалевшие от ужаса глаза Владетеля Грондига (это же был турнир, все по взрослому, так что барон имел все шансы получить полфута доброй стали в глотку, а потом два месяца отхаркиваться кровью и поминать добрым словом магов-лекарей), а затем ме-е-едленно отвел руку с ножом и, повернувшись к ложе Императора отвесил галантный поклон. Спустя мгновение Старший глашатай взмахнул флагом, объявляя об окончании поединка, но его голос, объявляющий победителя утонул в восторженно реве толпы. А чего было его слушать, и так все было ясно!..

В конце анфилады вновь послышались шаги, на этот раз сопровождавшиеся мелодичным позвякиванием шпор. Такие звуки издавали шпоры, оканчивающиеся маленькими зубчатыми колесиками. Они считались щегольскими. Трой напрягся. Звон шпор все приближался и приближался и, наконец, из-за колонн показался владелец, столь мелодичного атрибута. Это был граф Агилура. Второй соперник Троя…

Второй поединок был куда серьезней первого. Граф Агилура, был муж достойный и умелый. Кое-кто даже был готов отнести его к тем счастливчикам, которые имели шанс побороться за победу, причем так думали скорее те, кто знал графа только понаслышке. Потому как тем, кто знал графа ближе, было ясно, что его совершенно не интересует Приз турнира.

В отличие от барона Грондига, граф Агилура появился на ристалище уже после того, как на поле вышел Трой. Он, так же как и барон до него, был пеш. В принципе, зрителям больше нравятся конные поединки, но предыдущий поединок графа, который он выиграл, был как раз конный, а Трой изрядно повеселил окружающих во время своей схватки с Грондигом, так что и на этот раз трибуны ничего не имели против их пешей схватки. И бурно поприветствовали бойцов.

Граф подошел к Трою, который отвесил графу учтивый поклон (идш трое суток гонял, обучая), и, легко поклонившись в свою очередь, негромко произнес:

— Надеюсь, молодой человек, со мной вы не будете столь безжалостны, как с предыдущим противником.

— Нет, господин,— Трой вновь поклонился,— не говоря уж о том, что я никогда бы не рискнул вести себя так с ТАКИМ противником, я слышал о вас столь много заслуживающего уважения, что это просто невозможно.

— Хм,— граф Агилура, вскинул подбородок,— ваши речи довольно учтивы. Но не думайте, что мое сердце можно тронуть просто речами. Защищайтесь.

Меч графа вылетел из ножен. Трой обнажил свой. И на этот раз это был его старый полуторник из орочьего сплава. Клинки со звоном скрестились. Пару мгновений бойцы просто мерились силой, давя на мечи друг друга, но затем граф почувствовал, что его противник гораздо сильнее, а так же то, что он не хочет просто воспользоваться этим своим преимуществом. Мечи расцепились, и бойцы отшатнулись друг от друга.

— Неплохо, неплохо, друг мой,— произнес граф, а затем скользнул вперед. На некоторое время бойцы обменивались легкими маховыми ударами, очень красиво выглядящими со стороны, но не больно-то опасными для искусных бойцов, затем граф начал взвинчивать темп. Его удары утратили широкую амплитуду, стали более резкими, но гораздо более быстрыми и опасными. Трой уже дважды получал скользящие касания по левому наплечнику и в правую сторону кирасы, но они были скорее фиксацией его ошибок, чем действительной опасностью. Впрочем, и сам он жестким выпадом «отметил» левое колено графа, причем его удар, если бы он был нанесен в полную силу, был бы, пожалуй, намного более опасным. Дзинь-бум! Клинок графа змеей скользнул под левую подмышку видно рассчитывая застать там мягкую кожу поддоспешника, но наткнулся на прочную кольчужную сетку, а Трой тут же вернул долг графу наградив его жестким ударом наотмашь по левой стороне шлема. Шлем хрустнул и прогнулся. Граф легко отпрыгнул назад, разрывая дистанцию и, опустив свой меч, провел перчаткой под шлемом. Когда он опустил перчатку, она была запачкана кровью.

— Да-а, молодой человек, признаю, вы неплохо владеете мечом. Можно узнать имя вашего учителя.

Трой отвесил легкий поклон.

— Его имя вряд ли вам знакомо,— он заколебался, не зная стоит ли рассказывать этому высокородному господину о своем учителе с дальней окраины мира, однако сотник Даргол, например, о нем слышал, да и Арил тоже… — я знал его под именем Ругир.

— Ругир-убийца?! — граф удивленно покачал головой и пробормотал,— вот уж не думал, что хоть кто-то выжил после того похода… что ж, мой юный друг, теперь я буду гораздо более осторожен с вами. Ученики подобного учителя заслуживают особого уважения.

Он отсалютовал ему мечом и вновь шагнул вперед… Трой встретил его выпад нижней третью клинка и, перекинув его лезвие влево, атаковал сам. Несколько мгновений лезвия мечей мелькали перед двумя поединщиками, создавая в воздухе сверкающую вязь, за которой едва могли уследить даже самые опытные из бойцов, а затем внезапно раздался резкий звук, фигура Троя на мгновение окуталась ослепительным пламенем. И тут же все погасло. Граф отскочил назад и замер, ошеломленно распахнув глаза. Похоже, от своего заклинания он ожидал большего. Трой помедлил несколько мгновений, затем подчеркнуто неторопливо, явно показывая, что дает сопернику время прийти в себя, отсалютовал графу мечом и шагнул вперед. Но граф внезапно опустил меч, выпрямился и, улыбнувшись, отрицательно качнул головой. Затем он поднял меч и, оттянув левой рукой прядь волос, срезал ее и бросил на траву. Трибуны ахнули. Это означало, что граф не желает продолжать поединок и отказывается от дальнейшей схватки, а попросту сдается. Трой несколько мгновений ошарашено пялился на графа, но тот внезапно шагнул вперед и, наклонившись к Трою, тихо произнес:

— Увы, мой друг, я вовсе не жажду победы на этом турнире, поэтому мне, рано или поздно, надо было проиграть какой-нибудь бой. Так почему бы и не этот?

Граф выпрямился и, отвесив Трою изысканный поклон, закончил:

— К тому же, мне крайне интересно, насколько далеко вы сможете пройти…

После графа Агилуры лорды пошли потоком. Трой едва успевал кланяться и бормотать: «Весьма польщен», «Счастлив зреть» и другую, подобную белиберду, каковую заставил его выучить идш. Заодно прислушиваясь к бормотанию гнома:

— Граф Халуар, еще то дерьмо…

— Герцог Ирунама, хм… не слишком добрый хозяин, вечно в долгах, но боец славный…

— Граф Паркалия, этому шуршание женских юбок заменяет звук боевой трубы…

— Барон Илдий, вполне достойный правитель, ну на фоне других…

— Граф Ломар, в общем-то баран, но не злобный…

Когда глашатай объявил условия третьего поединка, гном зло выругался. Идш покачал головой.

— Ну, мы же не рассчитывали, что ему удастся пройти до конца и ни разу не схлестнуться с конным.

Гном тяжело вздохнул.

— Да знаю, но лучше бы это был не граф Шоггир…

Идш пожал плечами. Участвовать в Большом императорском турнире и рассчитывать, что против тебя будут не лучшие из лучших… зачем тогда вообще голова на плечах, чтобы в нее есть?

Граф Шоггир уже так же прошел два поединка, и оба выиграл с блеском. Причем оба раза он дрался конным. В принципе, конные поединки считались более сложными. Поскольку магия действует не только на поединщиков, но и на их коней. Хотя направлять заклинания на животных считалось как-то «неспортивно», но как тут угадаешь, действительно ли соперник промахнулся и шарахнул фаерболом по твоему коню случайно, либо это был его тонкий замысел. Впрочем, граф Шоггир был весьма искусен в конном поединке и без помощи магии, недаром он считался одним из лучших конников Империи и совершенно заслуженно занимал пост командира латного штандарт-полка Императора. Так что на первых двух поединках он пользовался магией только для того, чтобы отразить атаки соперников, а его кони были приучены к магическим атакам и защищены мощными амулетами, так что напугать их было практически невозможно, а поразить хоть и возможно, но крайне неразумно. Ибо, чтобы пробить наведенную амулетами защиту требовалось истратить практически все разрешенные запасы маны и остаться практически беззащитным перед разъяренным от потери любимца (а граф действительно любил своих коней) и столь неспортивным поведением соперника графом…

Граф дал шанекеля коню и величественно двинулся вперед. Трой пришпорил своего и ринулся навстречу. Две здоровенные бронированные башни неслись навстречу друг другу, постепенно набирая ход, но любому, кто замер в этот момент на трибунах либо изо всех вытягивал шею, пытаясь разглядеть происходящее поверх голов столпившихся у канатов, была видна разница в классе. Конь графа набирал скорость мощно, но плавно, и могучая фигура графа, закованная в доспехи, лишь слегка покачивалась в седле, грациозно поддерживая копье в вертикальном положении и управляя могучим животным едва заметными движениями коленей и зажатых в левой руке поводий. В противоположенность ему, конь Троя набирал ход огромными скачками, отчего его всадник явно с гораздо большим трудом удерживал равновесие в седле, прилагая неимоверные усилия, чтобы не выронить бряцающий при каждом скачке щит и не зацепиться за землю неуклюже болтающимся копьем, которое, к тому же, явно было гораздо тяжелее и массивнее обычного.

Однако, как оказалось, не смотря на внешние признаки, на самом деле все обстояло не так однозначно. Во-первых, столкновение двух бойцов произошло не ровно посредине ристалища, а едва ли не на треть его длинны ближе к флагу графа. Это означало, что вроде как суматошные скачки коня простолюдина позволили ему набрать гораздо большую скорость, а вот графу явно не хватило разбега. Это выразилось еще и в том, сколь поспешно пришлось графу разворачивать копье острием вперед. Он успел сделать это всего за пару мгновений до того, как они столкнулись, и за мгновение до того, как простолюдин, откинувшись назад со всей дури… метнул свое копье в щит графа! Это произвело совершенно неожиданный эффект. Щит в левой руке — копье в правой: вечный баланс конных рыцарских поединков. Если ты видишь, что противник не готов — бей копьем, навались всем своим весом на правую сторону тела, упрись каблуками в стремена, умножив этим силу удара. Если ты не успеваешь ударить, а твой соперник уже готов — навались весом на щит, прими удар, отрази его, срикошетируй, а если позволяют вес и умение, то и просто выбей копье из рук противника. Ну а если ты бьешь и ожидаешь удар в ответ — будь начеку, удары друг ведь никогда не бывают одновременными. Если ты дотянешься до противника первым — надави, если он до тебя — отрази. Все просто. В теории и внешне. И ужасно сложно на практике. Недаром хорошему коннику-латнику платят чуть ли не в три раза больше, чем любому другому бойцу. Уж больно долго этому учиться. Но зато остановить прямую атаку латников не под силу ни одному противнику на свете…

Но на этот раз все было не так. Не только всем зрителям, но и Трою, и всем побратимам еще до начала поединка было ясно, что на этот раз противники слишком уж различаются в классе. И, как бы не был искусен и удачлив простолюдин, противопоставить графу Шоггиру ему нечего. Так что в прямом столкновении у него не было никаких шансов. И начало поединка, казалось, только подтверждало их предположения… Но когда Трой, воспользовавшись своей гораздо большей скоростью, просто метнул свое тяжелое копье в щит графа, который, к тому же, как раз перенес основное усилие на правую сторону, дабы как следует ударить своим копьем в щит едва удерживающегося в седле дерзкого простолюдина, графа едва не вынесло из седла. Во всяком случае, чтобы удержаться в седле, графу пришлось выпустить свое копье и перехватить поводья обеими руками. Да и после этого он пережил несколько неприятных мгновений, когда пытался удержаться на поднятом на дыбы (дабы погасить набранную скорость) коне. Все это время Трой спокойно гарцевал на своей стороне ристалищного поля, куда вернулся после того как, метнув копье, проскочил мимо графа…

Наконец, справившись со своим конем, граф подскакал к Трою. Трибуны бесновались от восторга. Оба бойца показали себя отлично, но если от графа этого как бы ожидали, то внезапный ход Троя, пусть и не совсем правильный с точки зрения классических канонов, но вполне честный и, к тому же, удачный, вызвал бурю эмоций. К тому же Трой показал себя благородным, когда не стал сразу же разворачиваться и налетать на пытающегося удержать равновесие графа, а дал ему время.

— Что ж, молодой человек, могу вас поздравить,— небрежно бросил граф Шоггир,— неожиданный ход!

— Прошу простить, граф, но в прямом столкновении у меня не было никаких шансов против вас,— учтиво поклонился ему с седла Трой. Граф усмехнулся.

— Ну, не думаю, что они у вас сейчас появились. К делу, сударь, обнажайте меч.

Трой вновь учтиво поклонился и потянул из ножен Серебряный лист…

Последними к дверям подошли трое лордов, одним из которых был герцог Эгмонтер. Двое его сопутчиков только окинули Троя любопытными взглядами и, несколько покровительственно кивнув, проследовали внутрь, а сам герцог задержался.

— Я вижу, вы не захотели воспользоваться моим советом, молодой человек.

Скулы Троя слегка покраснели, но он упрямо вскинул голову.

— Не сердитесь,— примирительно улыбнулся герцог,— я совершенно не в обиде. Более того, я буду в меру своих сил и возможностей убежать остальных предоставить вам максимально возможное увеличения «майоратного срока». И, судя по тому, что я слышал от других, у вас есть вполне реальные шансы его удвоить… — с этими словами герцог обнадеживающе улыбнулся и прошел в двери, которые сразу же за его спиной затворились. Трой поежился, а затем ему в голову пришла какая-то мысль, отчего он удивленно воззрился на гнома. Тот понимающе кивнул.

— Нет, Император входит через другие двери, с той стороны зала — прямо напротив этих. Да и не торопись. Твой вопрос пойдет одним из последних. Сначала они полаются друг с другом, потом выслушают что им скажет Император, затем опять полаются и только потом передут к межевым спорам. И вот как раз этот вопрос начнется с тебя. Так что после того, как тебя утвердят, тебе придется еще час или больше мозолить задницу на своем новеньком баронском кресле и слушать как эти придурки спорят кто кому какой лужок, рощицу или деревеньку должен передать, потому что так-де будет по справедливости, а то, как оно было до сего дня есть злой умысел и противно богам.

Трой поежился.

— Ничего себе, а я думал…

— Что? Что, благородные господа сидят и думают о возвышенном, решают судьбы Империи и мира? — гном хмыкнул,— ну… иногда и так бывает, но по большей части… благородное сословие не столько властители, сколько слуги. Слуги своих собственных крестьян и ремесленников. Ты думаешь откуда герцоги и графы назубок знают какой лесок или лужок стоит оттяпать у соседа — да старосты им все уши прожужжали. Неудобно, мол скотинку гонять в обход за лесок, а вон тот лужок ой как пригодился бы, или из-за того, что вон тот мосток соседу принадлежит — совсем никакого у купца прибытку от непомерных пошлин. Вот и лаются благородные господа друг с другом по наущению старост и старшин… — гном многозначительно замолчал, не продолжив фразу. Но Трой понял, что тот хотел сказать. Что и ты, мол, сам лезешь в подобную кабалу…

— И откуда ты все знаешь?

Гном не стал отвечать на этот явно риторический вопрос и отвернулся. Некоторое время они молча стояли, пялясь в разные стороны, а затем двери палаты внезапно распахнулись, и на пороге появился герольд.

— Хм,— изумленно вымолвил гном,— ты смотри, быстро они… я думал, что нам еще здесь торчать не менее двух часов.

Герольд сделал два шага вперед, величественно поклонился Трою и жестом пригласил его следовать за собой. Трой облизал внезапно пересохшие губы и бросил на гнома отчаянный взгляд. Тот добродушно ухмыльнулся и махнул крюком.

— Ну чего к месту прирос? Иди уж, барон…

 

Глава II.

Прощание.

 

— Значит ты считаешь, что мне стоит дать этому юноше личную аудиенцию?

Граф Лагар, опора трона и первый министр Империи молча склонил голову, одним жестом и давая утвердительный ответ на вопрос Императора, и очередной раз выказывая ему свое уважение. Император нахмурился.

— Ну что ж… хотя я по прежнему считаю, что это лишь пустая формальность. Неужели ты думаешь, что он сумеет вступить в права владения, даже если принять во внимание то, что ему увеличили майоратный срок?

Граф Логар пожал плечами.

— Во-первых, сир, ритуалы, сами по себе — вещь чрезвычайно важная. И не стоит пренебрегать ими. Ну а во-вторых… — граф на мгновение замолчал и сделал легкое движение пальцами. Император удивленно вскинул брови. Он узнал этот жест. Он означал, что граф задействовал одно из самых мощных охранных заклятий. И где? Здесь, в библиотеке дворца?! Месте, где, как считалось, просто невозможна никакая враждебная магия. Между тем граф продолжил:

— Кроме того, я попросил смотрителя библиотеки, Геральдическую палату и Ректора Университета принести мне свитки всех пророчеств об Арвендейле, какие только они сумеют найти. Так вот, всего в трех принесенных мне тубах более сорока пророчеств. Двенадцать из них повторяются, а четыре присутствуют во всех трех,— граф сделал паузу и бросил на Господина людей взгляд, давая Императору понять, что сам он придает тем словам которые готовиться произнести чрезвычайно значительный смысл,— И среди этих четырех есть одно, в котором главным действующим лицом является некий простолюдин по имени Побратим.

Император хмыкнул.

— Интересное совпадение…

Граф пожал плечами.

— Если учесть, что, как гласят летописи, за все время проведения Больших императорских турниров простолюдины становились их победителями всего лишь три раза, разумеется считая нынешний, то я бы ОЧЕНЬ СИЛЬНО задумался над подобным совпадением.

Император некоторое время раздумывал над его словами, а затем медленно кивнул.

— Что ты о нем знаешь?

Граф неторопливо раскрыл папку и извлек несколько листков.

— Имя — Трой, происхождение неизвестно. В настоящий момент числиться десятником в сотне Даргола. К сотне присоединился в Палангее. Довольно быстро дорос до чина десятника,— тут губы графа тронула легкая улыбка,— десяток у него тоже весьма необычный. В составе десятка пятеро людей, один гном и один эльф.

— Гном и эльф в одном десятке? — изумился Император.

— Да,— кивнул граф, причем гном — небезызвестный вам Гмалин. А насчет эльфа… — граф замялся,— я не слишком уверен в источнике, но по некоторым сведениям это может быть Алвур.

Император нервно хмыкнул.

— Да уж, этот молодой человек — прямо кладезь неожиданностей.

— Это еще не все,— продолжил граф,— дело в том, что все источники, как один, утверждают, что все они между собой побратимы.

Император на мгновение замер, а затем не выдержал и расхохотался.

— Это что и Гмалин с этим предполагаемым Алвуром тоже? Ошеломляющая весть для Светлого леса, впрочем, для Подгорного трона тоже… Ну же, что еще тебе удалось накопать. Клянусь Светлыми богами, ты еще не все о нем рассказал.

— Вы совершенно правы, Ваше Величество,— граф опять склонился в глубоком поклоне, а затем перевернул страницу.

— По его утверждениям, его учителем был небезызвестный вам Ругир.

— Ругир-убийца? Но он же… — и император оборвал себя. Граф вновь склонился в глубоком поклоне, без слов давая понять, что и он обратил внимание на этот факт.

— Где он встретился с Ругиром?

— Судя по слухам, которые циркулируют в сотне, Ругир был для него кем-то вроде приемного отца. Парень вырос в ветеранской деревне на дальней окраине Южных пределов. Он круглый сирота. Так что Ругир, появившийся в деревне много позже, чем она была заложена, и благоразумно решивший не возвращаться в обжитые пределы Империи, взял над ним шефство. Он и обучил его воинскому делу.

— Причем неплохо,— фыркнул Император,— победить таких бойцов как графы Шоггир и Агилура… да и Эгмонтер тоже показал себя с самой лучшей стороны.

Граф Лагар поджал губы. Его отношение к герцогу Эгмонтер было Императору хорошо известно.

— Ну, что еще ты сумел о нем разузнать?

— Не так много, сир,— вздохнул граф,— таверны столицы полны слухами, но большинство из них обычные небылицы. Например, говорят, что он сумел приручить каррхамов, что вшестером прорвался в Священную долину Каменных лбов и вырезал всех их шаманов, что лично убил четверых каменных троллей, что, когда сотня была в Фартериско — каждый день брал лодку и отправлялся к Бурунному мысу охотиться на саблезубых акул, и всякая такая дребедень… одно можно сказать точно — молодой человек весьма незауряден и если не пользуется, то вполне может рассчитывать на поддержку столь же незаурядных личностей и кланов. Да, забыл заметить, что один из его людей — идш из клана Саулонов. Опять же по слухам, чуть ли не племянник самого старца Мафусаила.

— Идш — наемник? — Император пораженно качнул головой. Граф пожал плечами, будто говоря, что когда речь идет об этом молодом человеке он уже ничему не удивляется.

— Да, пожалуй ты совершенно прав, мой Лагар,— усмехнулся Император,— мне действительно стоит встретиться с этим молодым человеком. Он правда так настроен отправиться искать этот свой полумифический Арвендейл? Я полагаю, он был бы для меня более полезен здесь.

Граф вновь пожал плечами.

— Я полагаю, сир, после встречи вы будете знать это совершенно точно. Итак, когда вы готовы будете его принять?

Император на мгновение задумался.

— Я думаю в четверг. Как раз и Лиддит успеет вернуться. Я думаю, ей будет интересен этот экземпляр… Назначь ему аудиенцию в малом каминном зале. Я слишком о многом хочу его порасспрашивать, а в тронном зале он явно будет чувствовать себя сковано.

— Слушаюсь, сир,— и граф вновь склонился в глубоком поклоне…

— Ну что, когда отправляемся? — с этими словами идш ввалился в зал таверны.

— Как же, разбежался,— брюзгливо пробурчал гном,— отправишься здесь. Ну ладно, сегодня вечером — святое дело, проставляемся в сотне. Так что завтра… ну в крайнем случае послезавтра — вполне могли бы двинуться! Так нет же, по каким-то вашим дурацким канонам и традициям новоиспеченному лорду положено получить аудиенцию у Императора. И вот сиди, теперь, жди!

В этот момент двери таверны распахнулись, и на пороге появился Трой. Вид у него был крайне унылый. Гном окинул его смурным взглядом и, отвернувшись в сторону, пробормотал:

— Да тут еще эта любовь…

Идш в свою очередь покосился на Троя и тоже вздохнул.

— А я, было, считал, что хоть одной напастью меньше…

— Жди,— скривился гном, провожая взглядом понурую фигуру, поднимающуюся по лестнице,— этот парнишка из тех, которым непременно надо все и сразу. А ежели, что не по нему — так стенки прошибет.

— Ну-ну,— хмыкнул идш,— только сдается мне тебе именно такой и нужен. А то зачем ты иначе повсюду за ним таскаешься? — и заметив, что гном боднул его злым глазом, успокаивающе вскинул руку,— ладно, не кипятись, я ж тоже с вами не просто так увязался.

Гном тяжело вздохнул и поднялся на ноги.

— Ладно, надо идти присмотреть как там на кухне, а то оглянуться не успеешь, а уж глядь, печати на кувшинах сломаны, а вино отлили и разбавили…

Попойка началась с фурора. Поскольку Трой немало послужил славе сотни и был одним из основных виновников того, что Тавор Эрграй выложил огромную премию за все, что они совершили во время службы в крепости Горбатая скала, Даргол с ветеранами решили скинуться Трою на подарок. Оружие и доспех у него как бы уже были, причем такие, лучше которых не достать ни за какие деньги, так что было принято решение подыскать молодому десятнику хорошего коня. Сначала, правда, о коне речь шла только гипотетически, поскольку покупать абы что не хотелось, а на совсем доброго монет явно не хватало, но когда в сотне прознали на что скинулись сотник с сержантами, выяснилось, что проводить Троя «как должно» не против очень многие. И денег набралось достаточно. А уж когда гном узнал, что затеяли наемники, то только усмехнулся в бороду, буркнул:

— Ладно уж, пособлю в таком деле, а то купите невесть что… — и, забрав деньги, исчез, оставив кухонные заботы на идша (что, впрочем, не принесло поварам никакого облегчения).

И уж как он там извернулся, на какие кнопки нажал, за какие ниточки дернул, однако ближе к вечеру, когда до официального начала пирушки осталось около получаса, и большинство наемников уже собравшись в зале «разминалось» светлым элем, он появился на таком коне, что старый Шамок, бывший сержант, а ныне сотенный старший конюх, только ахнул:

— Это откуда такое чудо?

— Места знать надо,— делано равнодушно буркнул гном, но затем не выдержал и расплылся в довольной усмешке. Конь действительно был хорош — вороной, с белой грудью и белыми гольфами на передних ногах, янтарно-желтыми глазами с фиолетовым отливом на просвет и гладкой шерсткой. Грива его была густа и расчесана волосок к волоску, а хвост слегка подстрижен. Шамок любовно провел ладонью по горячему крупу и повернувшись к гному, снова спросил:

— Ну так откуда? Тех денег, что мы собрали на такого красавца явно не хватит, тут вон сбруя одна дай бог столько стоит… Давай уж, колись, вижу, что и самому не терпится.

— Так уж и не терпится,— сварливо отозвался гном, но затем сменил гнев на милость,— ладно, вон хозяин скачет. Узнаешь?

Шамок вскинул ладонь и уставился в конец улицы, где показался благородный господин верхом на крапчатом в яблоках коне. Конюх пару мгновений вглядывался, затем ахнул, всплеснул руками и метнулся в таверну, дабы предупредить сотника, что к ним в гости пожаловал сам граф Шоггир…

С прибытием такого гостя столы были накрыты прямо таки молниеносно. Трое «благородных», а именно — граф Шоггир, барон Арвендейл и сотник Даргол, оказавшийся давним знакомцем графа (чему, впрочем, никто уже давно не удивлялся, а кому из знатных и могущественных людей Империи не был знакомцем скромный сотник Даргол?) успели выпить в комнате сотника всего лишь по небольшому кубку вина, как на пороге появился идш и несколько сварливо осведомился, долго еще сотне ждать, когда благородные господа «пожалуют» за стол.

Когда благородные «соизволили» спуститься, оказалось, что все уже расселись и, если честно, не сильно ждут когда появятся и почтенные гости, и сам виновник торжества. Впрочем, появление виновника встретили одобрительным ревом…

Попервости наемники слегка стеснялись, и шумели не шибко, поглядывая на стол, за которым расположились сотник, граф, новоиспеченный барон Арвендейл и остальные из его десятка. Но после третьей кружки вся эта нехарактерная для наемников степенность улетучилась, и народ окончательно развеселился. Первым об этом возвестил дюжий десятник-грондигец. Захватив кружку с крепким, темным элем он взгромоздился на лавку и зарычал:

— А чо, народ, чоб нам не выпить за барона Арвендейла, а?

Народ одобрительно заорал. Трой, покраснев, поднялся из-за стола и в свою очередь воздел кружку. И этот жест так же был встречен одобрительным ревом. Гулко стукнулись друг о друга кружки и пьянящая влага полилась внутрь бездонных глоток. Но грондигец на этом не успокоился.

— Эта… братва,— вновь обратился он к собравшимся,— а я гляжу че-та наш молоденький барон чахлый сидит. Мне кажется, что ему чего-то не хватает.

— Точно!

— Верно подметил!

— Ну у тебя и глаз-алмаз!

— Так и долго мы будем это терпеть? — обиженно осведомился грондигец. Ответом ему был слитный рев почти сотни глоток.

— НЕТ!!!

— О! — грондигец воздел волосатый палец,— и я о том же. Потому как барон, он парень у нас в самом соку. И такому парню без женского внимания и ласки — никак нельзя. Зачахнет,— он развернулся к Трою и, довольно оскалившись, продолжил,— а поскольку он сам все без бабы и без бабы, а в сотне знают, что у нас с им вкусы очень даже совпадают (тут сотня грохнула так, что грондигцу пришлось несколько минут подождать, пока народ успокоится)… ну так раз уж оно так обернулась, я и решил подыскать барону славную девку. Только чур — не отказываться,— и грондигец махнул кому-то рукой.

Трой густо побагровел и сделал попытку нырнуть под стол. Но в этот момент дверь таверны распахнулась, и в проеме двери нарисовался изящный, женский силуэт.

— Добрый вечер, господа, я слышала, что здесь весело проводят время?

Народ, узнав вошедшую, восторженно заорал, заулюлюкал, засвистел, а Трой, чья физиономия стала совсем уж бурой, начал подниматься из-за стола, обрадовано хлопая глазами. Но, к изумлению тех, кто заметил, с не менее ошарашенным видом из-за стола начал подниматься и граф Шоггир. Однако гном был начеку и, поймав поднимающегося графа за рингравы, он дернул его назад и что-то зашептал ему в ухо…

Ликкету усадили между Троем и графом. Вернее, она сама заняла это место, кокетливо улыбнувшись графу и делано скромненько пробормотав:

— Не уступит ли благородный господин даме это место рядом с героем сегодняшнего торжества?

«Благородный господин» побагровел, поперхнулся с натугой кивнул и едва вообще не задал стрекача из-за стола, но тут вновь вмешался гном и граф остался сидеть по левую руку от «дамы» с таким видом, будто проглотил кол. Пока народ наполнял кружки по новой, «дама» наклонилась к благородному господину» и тихо прошипела:

— Граф, я оказалась не менее удивлена, увидев вас здесь. Но я отчего-то не столь демонстративно выказываю это удивление всем присутствующим.

Граф вздрогнул и попытался принять более раскованную позу (что, впрочем, удалось ему не слишком).

— И будьте чуть поживее…

— Да Ва…

— Здесь меня знают под именем Ликкета!

В этот момент Трой наконец, справился со смущением и повернулся к той, которую так долго искал, поэтому Ликкета в свою очередь повернулась к нему, мило улыбнулась и, вскинув руку с кубком вина, галантно произнесла:

— Ну, господин барон Арвендейл, я поздравляю вас с победой.

— Ура, барону Арвендейл!! — тут же подхватил грондигец, и сотня поддержала его выклик дружным ревом, слегка заглушаемым только грохотом сдвинутых кружек…

В общем, вечеринка удалась на славу. Ближе к полуночи, большая часть сотни относительно спокойно убралась в соседние (и не очень) таверны, гулять дальше, поскольку выпитый эль требовал не столько продолжения, сколько умножения веселья, а сотник сумел накрепко вбить в буйные головы своих наемников до каких пределов он способен терпеть буйство подчиненных. Граф Шоггир, произнеся приветственный тост, так же довольно быстро убрался, так что Трой, не столько пивший, сколько пялившийся на предмет своего обожания (и отчего-то считавший, что делает это исподтишка), и Ликкета, так же смогли, наконец, выбраться из таверны. Десяток деликатно рассосался по каким-то своим срочным (каковыми надо было заняться именно сейчас, после полуночи) делам, заодно расшугав тех, кто слегка задержался на пути к другим тавернам и сейчас внезапно обнаружил, что ему непременно надо еще разок выпить с бароном Арвендейлом. Так что через пару минут после выхода из таверны Трой и Ликкета, обнаружили, что идут по узким улочкам Эл-Северина вдвоем. Некоторое время они молчали, затем Ликкета спросила:

— И какие же теперь у вас планы, барон?

Трой, на лице которого все это время блуждала глупая улыбка, довольно хмыкнул, но затем вдруг насупился и выдавил:

— Так, это… — начал он и замолчал.

Ликкета деликатно прождав пару минут, не выдержала и хмыкнула:

— Ничего не скажешь, содержательный ответ. А я то, наивная, надеялась…

Трой покраснел настолько густо, что это стало заметно даже в сумраке переулка. Ликкета остановилась и взяла его за руку.

— Трой, я не…

— Да нет,— голос молодого барона звучал глухо,— знаешь, я затеял все это именно для этого, чтобы стать тебе ровней, чтобы я мог хотя бы рискнуть… но теперь… я не могу…

— Почему?

— Понимаешь,— Трой замялся,— тут… короче… выяснились некоторые обстоятельства…

Брови Ликкеты иронично взметнулись вверх.

— Вот как… как я понимаю, новоиспеченному барону предложили выгодный брак с богатой наследницей? — Ликкета насмешливо сморщила носик,— что ж, вполне разумно. Господин барон должен непременно основать новый род, так что ему естественно будут нужны средства. А что может предложить девушка из благородной, но явно бедной семьи, у которой нет денег даже на планкин, чтобы по ночам передвигаться по городу в относительной безопасности?

Трой открыл рот, собираясь что-то сказать, но затем лишь потеряно махнул рукой. Некоторое время они молча стояли, переживая каждый крушение собственных идеалов, затем Ликкета ядовито осведомилось:

— Могу я хотя бы узнать ее имя?

Трой, который уже почти смирился с тем, что лучше уж так, чем все объяснять, внезапно понял, что не сможет выдержать, если их расставание будет омрачено ложью. Поэтому он сглотнул и глухо произнес:

— Я должен узнать, что с моей землей.

Ликкета отшатнулась, как от удара. Она ожидала другого ответа, она приготовилась к нему, она даже уже прикинула, чье имя сейчас прозвучит. Но она совершенно точно никак не ожидала ТАКОГО. Ее глаза изумленно расширились, а затем, спустя почти минуту она затем тихо прошептала:

— Ты думаешь, что ты говоришь?

Трой упрямо набычился.

— Ликкета, пойми, если не сделаю этого, то я — никто. Это значит, что для меня титул — пустая формальность, громкий звук впереди имени. А раз так — разве я могу считать себя бароном? Я — пустышка, неизвестно что, с туго надутыми щеками. Я так не могу…

Ликкета некоторое время молча разглядывала его так, будто увидела впервые, а затем медленно заговорила:

— Да-а, Трой-побратим, барон Арвендейл, ты меня удивил. Сколько я знаю урожденных лордов, которым даже не приходит в голову то, что ты только что сказал. Правда до тех пор, пока Совет пэров не отбирает у них Владетельное право… ну да и к Темным богам их. Но ты меня удивил! Ты — лорд, настоящий лорд, кем бы ты ни был по рождению.

— Да какой я лорд… — смутился Трой.

— Нет,— качнула головой Ликкета,— неужели ты думаешь, что кто-то когда-то раз и навсегда разделил людей на благородных и нет? Среди предков любого благородного рода когда-то были простолюдины. Но эти простолюдины сумели подняться до понимания того, что благородство — это не довольство или беззаботность, а наоборот, гораздо большее бремя забот,— она усмехнулась и взъерошила ему волосы,— правит всегда только тот, кто сам создал для себя это право. Если благородный отец-владетельный сеньор не смог воспитать достойного сына или дочь, то их право править исчезнет, развеется как дым. И никакие титулы от этого не спасут. Но и мысль и о том, что править может любой — тоже ложь. Правом править нужно овладеть, право править не возникает из воздуха и не приходит откуда-то со стороны. И лишь немногие могут действительно овладеть им. Причем, очень часто, лишь с помощью рода, лишь имея примером благородных предков твоей крови…

Западные орки избирают себе вождей и очень кичатся тем, что, мол, любой орк может стать таким вождем. Но все это обман — правят всегда немногие. И у них тоже. Они могут принадлежать к разным родам, но число этих родов всегда ограничено. А их нынешний вождь вообще — сын военного вождя, который правил тогда же, когда орки воевали с тем же врагом, что и сейчас, во времена, когда правит сын.

— Значит… у меня нет шансов? — тихо произнес Трой.

— Глупый,— улыбнулась Ликкета,— у любого рода всегда был родоначальник. И за ним еще не стояло череды благородных предков. Просто… быть родоначальником всегда очень тяжкое бремя. Во многом более тяжкое, чем просто стать богатым купцом, владельцем рудников или сеньором домена, например. Потому что создать богатство, завоевать право править — это лишь первый шаг, а вот воспитать наследников, утвердить честь рода, те непреложные ценности, которые будут передаваться в роду из поколение в поколение — самое сложное. И очень немногие способны сделать это. Но без этого ты просто… — она хихикнула,— пустышка, неизвестно что, с туго надутыми щеками, так, по-моему?

Трой смущенно улыбнулся в ответ. Несколько минут они молча стояли глядя друг на друга, затем Ликкета прикоснулась рукой к его щеке и тихо произнесла:

— Я верю в тебя, Трой, барон Арвендейл. Иди. Иди путем, который ты выбрал и… возвращайся. Империи нужны рода, родоначальниками которых будут такие как ты. Иначе, рано или поздно, она исчезнет, превратиться в нечто подобное сборищу орков, жадно набрасывающихся на слабых и живущих не так как они считают правильным. А затем пожирающих свежие трупы, самодовольно утверждая, что этим оказывают честь «доброму мясу». Ибо за всеми их рассуждениями о праве, о богах и должном всегда стоит вопль брюха разожравшегося плебса, который выбирает своих вождей именно брюхом…

— Откуда ты все это знаешь? — тихо произнес Трой.

— У меня были хорошие учителя, Трой, очень хорошие… и к тому же, я стараюсь за словесным кружевом всегда увидеть суть вещей. Иначе, мое право править — ничего не стоит, ибо слепцы править не могут. А сейчас… не провожай меня. И не ищи. Тебе сейчас нельзя отвлекаться ни на что иное. Иди своим путем и возвращайся. А когда вернешься — я сама тебя найду. И тогда… — она сделала паузу, стиснула губы, как будто те слова, которые она собиралась сейчас произнести уже рвались с ее губ, а она пыталась задержать их, еще раз оценить, стоит ли их произносить… Но ведь есть слова, которые уже невозможно удержать. И эти, наверное были как раз из таких:

— Тогда, мы и поговорим о том, с кем ты станешь строить свой род!

Трой замер, не в силах поверить в то, что услышали его уши, а Ликкета шагнула к нему и, обхватив руками его шею, крепко поцеловала в губы. Но тут же отпрянула и исчезла в темноте переулка…